Он надвигает шерстяную шапку до самых бровей и замолкает. Из всех людей, каких я встречал, Страж Ворот - самый огромный. Не человек, а гора мускулов, на которых вот-вот расползутся по швам и рубашка, и куртка. Время от времени он вдруг закрывает глаза и погружается в исполинское молчание. То ли сказывается его ипохондрия, то ли на время отказывает какая-то функция организма, я разобрать не могу. Но всякий раз, когда он замолкает, мне приходится терпеливо ждать, когда сознание опять вернется к нему. Очнувшись, он медленно открывает глаза, долго смотрит на меня отрешенным взглядом и, поглаживая пальцами колени, пытается сообразить, кто я и как здесь очутился.

- Зачем это нужно - вечером выпускать зверей из Города, а утром загонять обратно? - спрашиваю я, когда он приходит в себя.

Еще с минуту он безучастно глядит на меня.

- Так положено, - отвечает он наконец. - Я просто делаю, что мне положено. Так же, как солнце садится на западе, а встает на востоке.

Почти все время, свободное от службы у Ворот, Страж точит инструменты. Стены в его Сторожке до самого потолка увешаны топорами, ножами, косами, и когда больше нечем заняться, он любовно проходится по их лезвиям точильным камнем. Свежезаточенные лезвия всегда источают бледное ледяное сияние - будто не солнечные лучи отражаются, но сам металл тускло светится изнутри.

Я разглядываю ряды инструментов на стенах, и Страж неотрывно следит за мной, пряча довольную усмешку в уголках рта.

- Поберегись. Не туда руку сунешь - вмиг без пальца останешься. - Заскорузлым, как корешок дерева, пальцем он обводит свой арсенал. - Это тебе не игрушки, которые любой дурак изготовит. Все эти лезвия я сам ковал, все до единого. Я ведь раньше был кузнецом. И все это - моих рук дело. Металл ухоженный, баланс что надо. Подобрать рукоятку к лезвию - это, скажу тебе, отдельное искусство. Вот, возьми что-нибудь, подержи. Только за лезвие не хватайся.

Из разложенных на столе инструментов я выбираю самый маленький топорик, сжимаю покрепче и несколько раз легонько взмахиваю им в воздухе. И действительно: инструмент с легким свистом рассекает пространство, отзываясь на усилие плеча - а может, лишь на мысль о таком усилии - мгновенно и чутко, словно вышколенная борзая. Что говорить, у Стража есть все основания гордиться собой.

- А к этому топорику я даже рукоятку сам выстрогал. Из десятилетнего ясеня. Не знаю, как другие, а я люблю рукоятки из десятилетнего ясеня. Моложе нельзя, старше не годится. Десять лет - идеальный возраст.