Предаваясь подобным мыслям, я шагал по коридору за молодой симпатичной толстушкой. На ней был розовый костюм очень стильных оттенков, из-под воротничка выглядывал белый шейный платок. Длинные сережки, свисая с пухлых ушей, болтались при каждом шаге и поблескивали, как автомобильные стоп-сигналы. Я оглядел ее с головы до ног. Несмотря на полноту, двигалась она очень легко. Не сомневаюсь, под костюмом эти пышные формы очень успешно обтягивало какое-то тугое белье, - но даже учитывая такую возможность, я не мог не полюбоваться, как элегантно ее плотная попка покачивается при ходьбе. И я испытал к этой девчонке симпатию. Ее манера толстеть, похоже, была мне по вкусу.

Не хочу, чтобы это звучало как оправдание, - но я нечасто испытываю симпатию к женщинам вокруг себя. Наверное, просто не влюбчив. Но уж если чувствую к кому-то симпатию - сразу хочу хоть немного это проверить. Разобраться, настоящее ли это чувство, и если все-таки настоящее, - как именно оно срабатывает на практике.

Поэтому я прибавил шагу, поравнялся с ней и извинился за то, что опоздал на целые восемь или девять минут.

- Никак не ожидал, что у вас на входе проверяют так долго, - сказал я. - И что здесь такой медленный лифт. Поверьте, к воротам этого здания я прибыл за десять минут до назначенного.

Она коротко кивнула, словно говоря: "Понимаю". От ее шеи пахло духами. Запах такой, будто летним утром стоишь среди поля душистых дынь. От этого запаха я впал в необычное состояние. Словно чья-то чужая память вдруг связала меня с каким-то неизвестным местом. Раздвоенное - и в то же время очень ностальгическое чувство. Иногда оно посещает меня. Как правило, под влиянием какого-то запаха. Почему - объяснить не могу.

- Какой длинный коридор, - сказал я, чтобы как-нибудь разрядить обстановку. Не сбавляя шага, она посмотрела на меня. Навскидку я дал ей двадцать - двадцать один. Резкие, выразительные черты лица, широкие скулы, красивая кожа.

Продолжая глядеть на меня, она раскрыла рот и сказала:

- Пруст!

Впрочем, возможно, она произнесла не "пруст", а что-то другое, но губы ее шевельнулись так, словно сказали "пруст". Я по-прежнему ничего не услышал. Ни голоса, ни просто дыхания. Как если бы нас разделяло толстое невидимое стекло.

Пруст?

- Марсель Пруст? - переспросил я.