Я сажусь у колодца на землю, прислоняюсь спиной к старой каменной кладке и задираю голову. с тихим шелестом Ветер с Северного хребта покачивает ветви деревьев над изгибом Стены, закрывшим от меня полнеба. По остальной половине ползут сырые, тяжелые тучи. Я долго слежу за ними, подняв воротник пальто.
Над развалинами нависает Стена. Еще ни разу в Лесу я не подходил к ней так близко. У меня захватывает дух. Здесь, на опушке Восточного Леса, привалившись спиной к старому каменному колодцу и слушая шелест ветра, я начинаю верить тому, что рассказывал Страж. Если уж есть на свете что-либо совершенное, так это Стена, которая существовала здесь с самого начала вещей. Да еще эти тучи в небе, что когда-то пролились на землю и стали Рекой.
Стена слишком хитра, и никак не хочет умещаться на моей Карте. Ее дыхание чересчур тяжело, а изгибы слишком причудливы, чтоб я мог отследить ее всю. Чем дальше я рисую ее в блокноте, тем мне тоскливее. С каждым очередным поворотом Стена по
... Читать дальше »
Возвратив последний череп на полку, я опускаюсь на пол и прижимаюсь спиной к стене. По зыбкому отблеску рассвета в окошке я не могу разобрать, что за погода снаружи. Лишь понимаю, что пасмурно. Утренние сумерки беззвучно расплываются по хранилищу мягкой светящейся жидкостью - и черепа скрываются в глубинах своего вечного, лишь однажды потревоженного сна. Я закрываю глаза и освобождаю голову от каких бы то ни было мыслей. Холодно. Коснувшись пальцами щеки, я вдруг понимаю, что сияние на них еще не погасло.
Я сижу на полу и жду, когда спадет напряжение, скопившееся во мне за ночь в холодном и тихом хранилище. У времени моего нет ни направления, ни границ. Падающий из окошка свет никогда не меняет оттенков, а моя тень всегда остается там, где она сейчас. Память девушки проникает в меня, заполняет каждую частичку моего тела. Я знаю: пройдет много времени, и лишь тогда я пойму, что со мною происходит. И еще больше - прежд
... Читать дальше »
А уж если драться со многими противникам сразу, очень трудно срочно вынуть три рога из одного врага, чтобы тут же вонзить в другого...
- Слишком большое сопротивление, и слишком долго вынимать, - кивнул я.
- Именно так! - подтвердила она, тыча три пальца мне в грудь. - Это и есть основной недостаток многорогости. Низкая выживаемость. В этом смысле два рога или даже один куда эффективнее. У однорогости, впрочем, другое слабое место... Хотя сперва, наверное, лучше рассказать о целесообразности именно двух рогов. Самое ценное в двух рогах -то, что они разделяют нагрузку на две стороны. Поведение многих животных определяется как раз тем, что они поддерживают баланс между своими правой и левой половинами, равномерно распределяя силы по всему телу. Потому и ноздри в носу две, и во рту левая и правая части функционируют автономно. Пупок, конечно, всего один - но это, в каком-то смысле, уже рудимент.
Дерево крепкое, чуть сырое, удар держит отлично. Здесь в Восточном Лесу хороший ясень растет...
- А для чего вам столько инструментов?
- Много для чего, - отвечает Страж. - Зимой для каждого дело найдется. Да вот, придет зима - сам увидишь. Зимы здесь долгие...
За Воротами для зверей отведено особое место. Небольшое пастбище за оградой, где они спят по ночам. Через Пастбище протекает ручей, из которого звери могут напиться, когда захотят. А дальше, за Пастбищем, раскинулся Яблоневый лес. Бескрайнее море яблонь тянется докуда хватает глаз и растворяется в дымке у горизонта.
Над Западной Стеной высятся три Обзорные Башни со смотровыми площадками, на которые можно взобраться по самой обычной стремянке. Простенькие крыши укрывают площадки от дождя, и через железные прутья на окнах удобно наблюдать за зверями в любую погоду.
- Никто, кроме тебя, не ходит на них смотреть, - говорит мне Страж. - Впрочем, ты здесь недавно, что с тебя взять. Пожив
... Читать дальше »
Постепенно я обучаюсь читать по пять-шесть снов за вечер. Моим пальцам уже легче нащупывать нужные лучики света, а глазам и ушам - различать картинки и звук. Смысла чтения снов я пока не понимаю. Более того: я даже не знаю, что такое "старый сон", и как он вообще получается. Но судя по реакции моей помощницы, я делаю успехи. Глаза больше не режет яркими лучами, а усталость не накапливается так быстро, как в первые дни. Прочитанные черепа, один за другим, она выставляет на конторку. К моему следующему приходу конторка пустеет, и все начинается сначала.
- А ты способный! - хвалит она. - Работа идет гораздо быстрей, чем я думала.
- Сколько же их всего, черепов?
- Очень много. Тысяча, а то и две. Хочешь посмотреть?
Она ведет меня за конторку в хранилище. Оно напоминает школьную аудиторию: просторная комната со стеллажами вдоль стен, все полки от пола до потолка уставлены белыми черепами зверей. Словно это не библиотека, а огромное культовое захоронени
... Читать дальше »
Я посмотрел. На столе стояла маленькая рождественская елка. Хотя нет - какая, к черту, елка? Во-первых, слишком маленькая, а во-вторых, в начале октября нормальные люди елок не наряжают. Значит, не она? Я сел на диване, обхватил себя за локти - рукава халата, как муфта - и вгляделся в странный предмет на столе. Череп. Который я сам туда и поставил. А может, она поставила - уже не помню. Но что бы там ни было, череп единорога, который я сам принес в этот дом, стоял на столе и мерцал, будто новогодняя елка.
Само свечение было не особенно ярким. Скорее, напоминало модель небесной сферы в планетарии, по которой разбегаются белые тусклые звезды. Крупные собираются в галактики, а уже в них светятся совсем мелкие - размытым, едва уловимым сиянием. Возможно, поэтому казалось, будто свет исходит не от поверхности черепа, а поднимается откуда-то из его глубины. Мы с библиотекаршей долго разглядывали это сияние с дивана - словно море на горизонте. Она крепко держала меня за рукав. В н
... Читать дальше »
Я подумал о времени - и в голове началась чехарда, как в курятнике на рассвете. Сколько я уже не мочился? Двадцать восемь часов? Тридцать два? Куда делась моя моча? Все это время я пил - и пиво, и колу, и виски. Что случилось с жидкостью в моем организме?
Да нет же. В больницу я ходил позавчера. А вчера вроде было что-то совсем другое. Что же именно, я понятия не имел.
"Вчера" было просто размытым, нелепым пятном. Гигантской луковицей, которая напиталась всей этой жидкостью и разбухла до невероятных размеров. Где что находится, куда надавить, чтобы что-нибудь вышло - я не имел ни малейшего представления.
Самые разные вещи и события то приближались ко мне, то опять уносились, как на карусели. Когда мне вспороли живот? До или после этого я сидел за стойкой кофейни в утреннем супермаркете? Когда я мочился? И какого дьявола я столько об этом думаю?
- Вот она! - объявила толстушка и схватила меня за локоть. - Канализация! Это выход.
И только длинный рог, одиноко торчащий из каждого лба, остается белым как снег. Своим хрупким изгибом он напоминает скорее осколок кости, что вспорол кожу, вылез наружу и так застыл навсегда. Если не считать белого рога и голубых глаз, звери теперь золотые с головы до копыт. Привыкая к новой шкуре, они мотают головами вверх-вниз, словно пытаются кончиком рога пронзить небосвод. А потом бредут всем стадом к реке, погружают ноги в студеную воду и, вытянув шеи, лакомятся красными ягодами с осенних деревьев.
Когда на Город опускаются синие сумерки, я отправляюсь к Западной стене, поднимаюсь на Обзорную Башню и наблюдаю, как Страж Ворот, созывая зверей, трубит в свой охотничий рог. Один длинный сигнал, три коротких. Так положено. Всякий раз, услыхав его, я закрываю глаза - и в меня вливается низкий бархатный гул. Не похожий ни на один звук на свете. Точно бледная рыба-призрак в океанской пучине, этот гул проплывает по засыпающему Городу, отдаваясь в булыжниках мостовой, раскатыв
... Читать дальше »
Я познакомился с битвой за рейтинг между Центральной и Тихоокеанской бейсбольными лигами.
Принесли наш заказ. Мы выпили по супу и сжевали сэндвич, разделив его пополам. Во рту остался вкус обжаренного хлеба, ветчины и яйца. Я вытер салфеткой губы, а потом вздохнул. Так глубоко, наверно, вздыхают только пару раз в жизни.
Выйдя из супермаркета, мы стали ловить такси. От нашего вида шарахались прохожие, и машину поймать удалось далеко не сразу.
Таксист оказался молодым парнем с волосами до плеч. Здоровенный магнитофон на сиденье рядом наяривал какой-то хит из "Полис". Я прокричал водителю, куда ехать, и откинулся на спинку сиденья.
- Эй, а чего вы такие грязные? - спросил водитель, оглядев нас в зеркальце.
- Мы подрались, - сказала толстушка. - Прямо под дождем.
- Во даете! - восхитился он. - Видок у вас - полный вперед. На шее знаете, какой синячище?
Отдохнув немного, мы спускаемся с холма к лесу. На опушке у самого входа в Лес разлился пруд, такой мелкий, что виднеется дно. Из середины пруда торчит корневище огромного дерева, обглоданное временем, как скелет. На нем сидит белокрылая птица и разглядывает нас в упор. Снег такой твердый, что за нами не остается следов. Долгая зима меняет Лес до неузнаваемости. Не щебечут птицы, не копошатся насекомые. Лишь гигантские деревья высасывают соки из еще не замерзшего сердца земли, вздымая ветви в угрюмое небо.
Мы идем по тропинке в Лес, и вдруг до ушей доносится странный гул. Словно ветер гуляет меж деревьев. Только ветра почти не чувствуется, да и гул этот слишком монотонный и непрерывный. Чем глубже мы заходим в лес, тем он громче и отчетливее, но откуда он - не понятно ни мне, ни ей: как и я, она впервые подходит так близко к Электростанции.
Перед нами вырастают могучие дубы, за стволами которых виднеется просторная площадка и кирпичное здание. Видимо, это и есть Эл
... Читать дальше »
